ОБЫСК В ПОИСКАХ «ПОДРЫВНОЙ» ЛИТЕРАТУРЫ И ЗАПРЕЩЕННЫЕ РАДИОСТАНЦИИ
Евгений Жовтис родился 17 августа 1955 года в Алматы в семье писателя Александра Жовтиса и врача Галины Плотниковой. Всю жизнь живет в родном городе.
Мы беседуем с правозащитником в его квартире, которая расположена в малоэтажном доме советской постройки, где когда-то жили его родители. В этих же стенах в 2012 году Азаттык записывал интервью с Жовтисом, и на протяжении всего разговора рядом с ним находился его старый белый кот. Преданный питомец дождался возвращения хозяина из тюрьмы (Жовтиса приговорили к четырем годам лишения свободы за ДТП с летальным исходом, об этом — ниже) и умер через недолгое время.
Полки в шкафу уставлены книгами. На рабочем столе — компьютер и файлы с документами.
Рассказывая о том, что повлияло на его приход в правозащитную деятельность, Жовтис погружается в историю своей семьи. Когда он был подростком, в квартиру его родителей нагрянули сотрудники КГБ СССР. Они пришли с обыском к его отцу — писателю, литературоведу и переводчику.
— Это происходило в доме, где мы с вами находимся, только на первом этаже, где жили родители, — рассказывает Жовтис. — Это было мое первое такое столкновение с действительностью. Отец много читал. И я тогда читал «Архипелаг ГУЛАГ» и прочую литературу, так называемую «подрывную», которая у нас хранилась и которую они искали и, слава богу, не нашли. Помню, мама сжигала в духовке то, за что в те годы давали тюремный срок.
Предки Жовтиса оказались в Казахстане, когда в Советском Союзе раскручивался маховик репрессий. Его деда — большевика и заместителя министра здравоохранения СССР — в 1938-м арестовали и отправили в сталинский лагерь, умер четыре года спустя. Бабушка, которая была актрисой театра МХАТ в Москве, уехала в Алматы.
Отец правозащитника Александр Жовтис был критически настроен к советской идеологии. В годы застоя подвергался преследованиям. Его отстранили от преподавания в университете и уволили из вуза за «казахский национализм» — из-за переводов трудов писателей Магжана Жумабаева, Султанмахмуда Торайгырова.
В семье «инакомыслящих» слушали запрещенные в стране голоса: Радио Свободу, «Немецкую волну», Би-би-си. Так Евгений Жовтис получал альтернативную информацию о войне во Вьетнаме и вторжении советских войск в Чехословакию.
В семейном альбоме сохранились старые фотографии. На одной из них юный Жовтис стоит на льду. До 17 лет он занимался фигурным катанием, был кандидатом в мастера спорта, членом сборной Казахстана. Спортивную карьеру пришлось завершить после травмы, полученной на тренировке.
После школы Евгений Жовтис поступил в политехнический институт на специальность «Горный инженер-экономист». Окончив вуз, занимался исследовательской деятельностью, устроился в Институт горного дела.
С 1982 по 1990 год Жовтис был народным заседателем (аналог судей присяжных) в Ауэзовском районном суде.
— У судьи были два заседателя. Я был одним из них. Мы были очень принципиальные. Когда судья выносила обвинительное решение, а мы оба — оправдательное, то большинством голосов мы спасали некоторых от тюрьмы. По каким-то серьезным делам, где было ясно, что есть некий интерес сверху, судья все время пыталась отстранить нас, чтобы самостоятельно вынести решение, —вспоминает он. — У меня тогда сформировались три принципа — свобода, справедливость и уважение человеческого достоинства.
В конце 80-х Жовтис, как он выражается, «рванул в политику», чтобы реализовать свои принципы. Он познакомился с активистами Сергеем Дувановым, Досом Кошимом, вместе с которыми стоял у истоков оппозиционной Социал-демократической партии.
В начале 90-х Жовтис пытался баллотироваться в Верховный совет, но не смог пройти через сито регистрации.
— Единственное, что в то время мне стало ясно: я не хочу заниматься профессиональной политической деятельностью. Борьба за власть — не мое. И после этого я не был членом ни одной партии, — говорит он.
СТАНОВЛЕНИЕ БЮРО И ОБРАТНАЯ СТОРОНА ИЗВЕСТНОСТИ
В 1993 году Жовтис со своими единомышленниками создал Казахстанское международное бюро по правам человека и соблюдению законности и возглавил его. Событием, которое подтолкнуло его к этому, стало похищение правозащитника Абдурахима Пулатова (критика режима Ислама Каримова) узбекскими спецслужбами после правозащитной конференции в Бишкеке.
Жовтис отмечает, что в начале 90-х понимание прав человека в обществе «было никакое» — люди после распада СССР были заняты выживанием.
Под окнами моего дома две машины стояли, и по ним можно было проверять часы, как они друг друга сменяют. Мне рассказывали знакомые о моих действиях: какое посольство я посетил и когда
— И я выживал, потому что на правозащитной деятельности невозможно было прожить. Иностранных грантов в то время не было. За счет того, что владел английским, подрабатывал переводами, — вспоминает он.
Бюро по правам человека в первые годы своей работы занималось в основном защитой социальных, экономических и трудовых прав: сотрудники организовывали бесплатные консультации, контактировали с профсоюзами, поднимали их проблемы, участвовали в мероприятиях правозащитных групп.
— Когда общество начинает требовать права и свободы? Когда гражданин себя ощущает как налогоплательщик и как избиратель, когда он понимает, что он формирует власть и финансирует ее. Тогда у него будет интерес: что за власть и куда деньги деваются. А если говорить «государство лучше знает», то ты не ощущаешь себя источником власти и источником денег этой власти. Заметьте, в отличие от демократических государств, мы с советского времени налоги сами не платим. За нас удерживает работодатель. Если ты сам платишь: «Вот мой налог на то, чтобы меня охраняла полиция», тогда ты интересуешься потом: «Куда делись деньги, почему меня не охраняют?» Когда коммунисты говорят про бесплатное образование, бесплатное здравоохранение от государства, я напоминаю: у государства нет ничего своего. У него есть либо то, что мы ему дали, либо оно распоряжается нашей общей собственностью: недрами, например. У человека в авторитарных странах нет ощущения политической субъектности и нет ощущения, что от него что-то зависит, — поясняет правозащитник.
На полке в комнате, где мы записываем интервью, стоит статуэтка «Алтын адам» («золотой человек») — это награда за победу в номинации «Лучший юрист Казахстана» в 2002 году. В начале 2000-х Жовтису присудили множество престижных премий в области правозащиты и юриспруденции, его бюро становилось все более узнаваемым.
Обратная сторона известности — нежелательное внимание. Правозащитник почувствовал слежку и прочие признаки интереса к своей персоне.
— Под окнами моего дома две машины стояли, и по ним можно было проверять часы, как они друг друга сменяют. Мне рассказывали знакомые о моих действиях: какое посольство я посетил и когда. Это было конкретное наружное наблюдение. Однозначно, прослушивают телефонные переговоры, иногда взламывают электронную почту. Таким участием в моей жизни я не обделен, так же, как и многие мои знакомые и семья. Мы имеем дело с постсоветским КГБ-лайт. Они рассматривают граждан как угрозу, особенно инакомыслящих и активных. На мероприятиях люди в штатском в открытую меня снимали на видео. Бывало, когда заходили в перерыве судебного заседания в пустой ресторан, за нами заходили молодые люди и садились за столиком напротив, — говорит правозащитник.В 1999 году в офисе бюро произошел пожар — именно в кабинете Жовтиса.
— Экспертиза установила, что это был поджог. Но очень странно, как его допустили, ведь это было в здании, которое стеной примыкало к городскому департаменту полиции, а на первом этаже был «Альфа-Банк» с хорошей охраной. Никого не нашли. Поджог был первым сигналом. Далее было ограбление нашего офиса, уже по другому адресу. В 2004 году мне подкинули в машину наркотики. В 2005 году на фоне разных цветных революций у нас в офисе по доносу проводили масштабную проверку с участием прокуратуры. Называли нашу деятельность антигосударственной, — вспоминает Жовтис.
ТЮРЕМНЫЙ СРОК И ЖЕЛАНИЕ УЕХАТЬ
Осенью 2009 года Жовтис за рулем автомобиля сбил человека на загородной трассе в ночное время. Мужчина погиб. Жовтиса осудили на четыре года.
— Сама ситуация — трагическая случайность, где человек, скорее всего, выпивший, шел посередине дороги в ночное время. Я его не мог увидеть, у меня не было возможности ни затормозить, ни вырулить, — говорит правозащитник. — Нужно разделять моральную ответственность и юридическую. Для юридической нужно, чтобы человек что-то нарушил. Я не нарушал правила дорожного движения, не превышал скорости, вызвал скорую, полицию. Но это не снимает с меня моральной ответственности. Поэтому я погасил моральный ущерб, ездил на похороны. И первое время я проходил свидетелем по делу. В полиции изначально сказали, что правила дорожного движения нарушил пешеход, что повлекло его смерть.
Спустя 16 лет Жовтис так же убежден, что власти использовали трагический случай в политических целях.
— Я думаю, есть два момента, почему они это сделали. Первый: мы активно писали доклады о нарушениях прав человека в Казахстане, а тот год ознаменовался председательством Казахстана в ОБСЕ. Второй: в 2009 году был задержан [глава «Казатомпрома»] Мухтар Джакишев. Я активно занимался его адвокацией, ездил в Лондон, доказывал, что это политическое преследование. — считает Жовтис. — Все всё понимали.
Тюрьма, как утверждает правозащитник, его не сломала. Он писал жалобы по просьбам заключенных, «и даже выиграл около 25 судебных дел, находясь в местах лишения свободы». После освобождения Жовтиса пригласили принять участие в разработке нового уголовно-исполнительного кодекса, тем самым признав его профессионализм и компетентность.
Несмотря на такое признание, говорит Жовтис, в этот период его посещали мысли прекратить правозащитную деятельность и уехать из страны.
— Я очень вымотался и понимал, что все очень несправедливо. Раздумывал над тем, чтобы уехать. У меня было много возможностей уехать. Меня приглашали читать лекции в западные вузы, а также работать в международные организации. Как ни странно, мои намерения были поколеблены одним из наших высокопоставленных дипломатов, с которым встретился в Брюсселе на одной из конференций. Он говорил, что скоро будет смена руководства страны, возможно, придет Токаев. Это был конец 2012 года. Забегая вперед, я сделал вывод, что транзит планировался значительно раньше. Но, скорее всего, он не произошел из-за оккупации Крыма Россией. И тогда Назарбаев, наверное, решил посмотреть, что будет дальше. Я подумал: уже и бюро раскручено, наверное, еще какое-то время побуду, и на следующие 13 лет затормозился, — иронизирует Жовтис.
О ЖАНАОЗЕНЕ, КАНТАРЕ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕСЛЕДОВАНИЯХ
В истории Казахстана после провозглашения независимости было два крупных кровопролития. В декабре 2011 года забастовка нефтяников в городе Жанаозене Мангистауской области была подавлена силой; полиция открыла огонь, погибли 17 человек. В январе 2022-го начавшиеся в том же Жанаозене протесты из-за скачка цен на газ перекинулись на другие регионы страны. В Алматы они вылились в погромы и поджоги административных зданий. Силовики по приказу президента открыли огонь. Кантар унес по меньшей мере 238 жизней.
С точки зрения Жовтиса, Кантар и события в Жанаозене объединяет общая исходная природа — социальная неустроенность, огромное расслоение и отсутствие справедливости. Он подчеркивает, что во время событий была нарушена большая группа прав человека — «это было явно и массово».
— Очевидно совершалось нарушение прав граждан на свободу мирных собраний. В течение многих лет у нас никогда это право не обеспечивалось. Согласно нашему большому отчёту, [во время Кантара] около 10 тысяч человек было задержано независимо от того, были основания или нет. Нарушены права на свободу от пыток и на справедливый суд, право на доступ к адвокату, ведь первые полторы недели адвокатов не допускали к задержанным. Нарушено право на охрану здоровья, когда из [больницы] скорой помощи людей, находящихся под капельницами, выдергивали и вывозили в следственный изолятор, — заявляет Жовтис.
По-прежнему остается нарушенным право на компенсацию в связи с вредом, причиненным здоровью или жизни во время Кровавого января, отмечает он.
— У нас есть большой анализ процессов по людям, которые были случайными прохожими и не смогли получить компенсацию — ссылаются на то, что не установили, кто стрелял. Хотя должно отвечать государство. Не выполнены требования международного сообщества провести независимое расследование. Были закрыты многие резонансные процессы, суды над силовиками, это нарушение доступа к информации, — заключает Жовтис.
После Кантара консолидировавший власть в своих руках Токаев объявил о реформах. Не согласные с официальной риторикой Акорды активисты столкнулись с преследованиями. Намеревавшиеся создать оппозиционные партии лидеры были осуждены и признаны правозащитниками политическими заключенными. На фоне критики международных организаций в адрес Астаны Токаев заявил в прошлом году, что в стране нет политических преследований. «В нашем законодательстве нет ни одного указа, ни одного закона, ни одного другого нормативного документа, по которому граждане могли бы преследоваться за свои политические взгляды», — сказал Токаев в интервью государственной газете Egemen Qazaqstan.
Жовтис с таким утверждением не согласен.
— В советское время в законодательстве не было ни одного слова про политические репрессии. Потом оказалось, что репрессии были. Чтобы установить, является ли преследование политически мотивированным или нет, нет необходимости, чтобы это было прописано в законе. В случае с людьми, которые преследуются за участие в запрещенной за экстремизм ДВК (созданное живущим за границей оппозиционером Мухтаром Аблязовым движение «Демократический выбор Казахстана» признано в стране экстремистским. — Ред.) достаточно того, что где-то нашли какой-нибудь пост. Люди преследуются за обсуждение каких-то исламских текстов при полном отсутствии каких-то конкретных действий, призыва к насилию. Кто эти люди? Политические заключенные. Более того, они узники совести, потому что их преследуют за взгляды, убеждения или выражение мнения. Этого достаточно, чтобы признать политзаключенными.
Сейчас в Казахстане около 30 человек признаны политзаключенными. Жовтис отмечает, что «в назарбаевский период это были оппозиционные политики, которые рвались к власти, сейчас, поскольку политическую оппозицию зачистили, это в основном гражданские активисты».
Правозащитник убежден, что спорные положения казахстанского законодательства нужно приводить в соответствие с международными нормами. Речь идет в том числе о широко критикуемой статье уголовного кодекса «Разжигание социальной, национальной, родовой, расовой, сословной или религиозной розни». Международные группы говорят о расплывчатых формулировках этой статьи и других пунктов антиэкстремистского законодательства, которые используются против критиков властей.
— Слово «рознь» должно быть заменено словом «ненависть». Должен быть квалифицирующий признак насилия. Это должна быть статья, где есть уголовное преследование за разжигание ненависти, повлекшее насилие или представляющее из себя реальную угрозу насилия. В уголовном кодексе может сохраниться статья 405-я («Организация и участие в деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации после решения суда о запрете их деятельности или ликвидации в связи с осуществлением ими экстремизма или терроризма». — Ред.), но это должно быть преследование за участие в деятельности террористической организации, когда оно повлекло какие-то последствия. И третье — должны быть убраны все статьи, которые не соответствуют принципу юридической определенности и предсказуемости. Например, статьи [в кодексе об административных правонарушениях]: «Нарушение законодательства об общественных объединениях», «Нарушение законодательства о мирных собраниях», «Нарушение законодательства о религиозных объединениях», — отмечает правозащитник.
О ЧЕМ ЖАЛЕЕТ ЖОВТИС
В сентябре прошлого года Жовтис покинул пост директора бюро. Спустя почти год, Жовтис говорит, что не жалеет о принятом решении, потому что пришла «пора дать дорогу другим».
Сейчас у организации 12 филиалов по стране. В 1998 году их было шесть.
К важным достижениям — личным и созданной им организации — Жовтис относит отмену в 2021 году в Казахстане смертной казни (этого, по его словам, правозащитники добивались с 1993 года), восстановление Конституционного суда, сокращение тюремного населения, хоть незначительное, но всё же изменение ситуации в местах лишения свободы.
Сожаление у Жовтиса вызывают упущенные возможности улучшить ситуацию.
— В 2004 году нам и тем, кто нас поддерживал, удалось добиться того, чтобы систему тюрем передали в министерство юстиции. Это был большой прорыв. В 2011 году, когда я был в местах лишения свободы, ее вернули назад. Это очень сильное разочарование, потому что система исполнения наказания не должна быть в ведении того ведомства, которое борется с преступностью и ловит правонарушителей, — убежден Жовтис. — Были возможности в 2020 году принять нормальный закон «О мирных собраниях», когда его решили менять, но получилось совсем наоборот.
Жовтис ушел из руководства бюро, но пока еще не на отдыхе — продолжает работу над развитием организации как консультант, занят экспертной работой. Свободного времени для своих увлечений и спорта стало больше, признается правозащитник. Он показывает в компьютере фотографии из разных точек мира: где-то держит огромную рыбу, где-то играет в футбол, где-то готовится к взлету на воздушном шаре.
Отвечая на вопрос, поменял бы он что-нибудь в своей жизни, если была бы возможность вернуться назад, куда-то в исходную точку, правозащитник вспоминает, что во второй половине 90-х находился на распутье.
— Я мог прекратить заниматься правозащитной деятельностью и уйти в бизнес. А по тем временам, когда в стране занялись инвестициями в разработку недр, я со своими знаниями, со знанием английского, раз в 20 как минимум был бы богаче, чем сейчас. Сейчас, может быть, я с легкой тенью сожаления об этом подумал, потому что, может, и надо было заняться собой, семьей и своим будущим. Я не бедный человек, а такой — среднего достатка. Живу скромно, люблю путешествия, рыбалку. Если бы я тогда все это знал, что за всем этим последует, может, тогда выбрал бы другую стезю. Но я не сожалею об этих 30 годах, — заключает Жовтис.
КОММЕНТАРИИ